«Больше энтузиазма
– в России нет правил игры»

Первым героем нашего спецпроекта стал Артур Зобнин – руководитель петербургского МолОт-ансамбля, композитор, исполнитель. Мы попросили его подробно рассказать о реалиях современных коллективов – исходя из собственного опыта и наблюдений за общей картиной новой музыки в России.

— Артур, давай сразу: какие, на твой взгляд, сейчас существуют проблемы с исполнением новой музыки?

В первую очередь – недостаток образования. В Московской консерватории, например, есть факультет исторического и современного исполнительства (ФИСИИ), а в Петербурге нет. Думаю, достаточно всего лишь воли руководителя учебного заведения, чтобы ввести подобный курс. Конечно, российская исполнительская школа, по-прежнему, – одна из лучших в мире. Но тенденции меняются и постепенно появляется молодое поколение исполнителей. На мой взгляд, каждый профессиональный исполнитель должен иметь хотя бы минимальный опыт общения с новой академической музыкой, чтобы репетиции не превращались в экскурс по современным приёмам. Хочется, чтобы новая музыка в целом перестала быть terra incognita.

— Правда, что на Западе исполнение современного произведения является частью обязательной программы на выпускном экзамене?

Так или иначе, новая музыка во многих западных странах включена в обязательные дисциплины. В Париже существует отдельный исполнительский предмет по новой музыке. И это неудивительно: ректор Парижской консерватории – современный композитор и дирижёр Брюно Мантовани. Экзамен по такому предмету проходит в форме концерта, на который приходит весь ректорат. Представляете, насколько это поднимает исполнительскую ответственность, когда сам ректор оценивает твои навыки? А во многих американских вузах современное произведение, действительно, часть выпускного экзамена.

— Выбор площадки для выступлений ансамбля современной музыки – большая проблема?

Да. Во-первых, ты платишь достаточно серьёзную сумму за аренду сцены на один день. Во-вторых, ты сам должен печатать афиши своего концерта. Я уже не говорю про пиар, которым ты, разумеется, тоже сам занимаешься – привлечение публики целиком на тебе. Получается, что площадкам ты платишь за то, чтобы прийти и сыграть. Спасибо хотя бы за предоставление рояля и за рабочего сцены, который ставит стулья и пульты… С этим сталкиваются сейчас многие молодые исполнители – не только новой музыки. Не так ли?
Слава Богу, есть площадки, которые нас поддерживают, приглашают играть. МолОт-ансамбль – желанный гость на Новой сцене Александринского театра. Также нас приглашали в Большой зал филармонии принять участие в проекте «Ночь музеев», недавно мы играли на фестивале «Звуковые пути» в Малом зале Филармонии, в феврале выступаем в Шереметьевском дворце. Мы побывали на нескольких отличных российских фестивалях – «Урал Опера Балет Фесте» в Екатеринбурге, «Sound59» в Перми, «Творческих пересечениях» в Махачкале.

Думаю, что должно быть понимание необходимости современного искусства. Конечно, не может быть всё, что создается сейчас, одинаково ценно. Но современное искусство – это инвестиция в будущее культуры. Чтобы появлялись такие фигуры как Чайковский или Шостакович, нужно создавать условия для их поддержки при жизни. После смерти будет уже поздно.

— А в Москве лучше ситуация с площадками?

Я бы сказал, там есть понимание, как можно представить новую музыку. Арт-галереям нужно заполнить пространство – и не только картинами, но и концертами. Поэтому они выделяют под это финансирование.

— Есть ли у МолОта постоянная репетиционная точка?

Нет. Репетируем мы в основном в мастерской нашего флейтиста. Я считаю, что в Петербурге в целом не хватает площадки с концертным залом и пространством для репетиций, условной Альтернативной Филармонии. Там могли бы играть и базироваться не только исполнители современной музыки, но и наши аутентисты, фолк-исполнители, альтернативный джаз или андеграундный рок. Но откуда взять на это деньги – непонятно. Всё-таки тут должна быть государственная инициатива, которая потом бы могла приносить даже финансовую выгоду. У нас в городе полно дворцов, особняков, доходных домов с довольно крупными помещениями, которые находятся в плачевном состоянии. Одно из этих помещений можно было бы отдать под такой проект.

— Расскажи, где можно получить финансирование на аренду сцены?

Существует замечательное, на мой взгляд, государственное начинание – гранты физическим лицам от Российского агентства по делам молодежи. Наш проект «Антология музыки молодых композиторов России» как раз создан благодаря их гранту. Комитет по культуре тратит внушительные суммы на оркестры, которые играют одно и то же (притом, не всегда на хорошем уровне). Не все поддержат мою следующую мысль, но на мой взгляд, тех денег, которые ежегодно выделяются на условно плохой оркестр, вполне достаточно, чтобы содержать очень хороший качественный ансамбль современной музыки. Что для этого надо делать? Видимо, обивать пороги и всем всё объяснять. Но на порог, конечно, сначала надо попасть…

— Как МолОт справлялся с этим в самом начале пути?

На ранних этапах у нас была поддержка различных петербургских фестивалей. Но это всё равно не окупало количество репетиций. Начинать вообще легче всего: русские музыканты пышут энтузиазмом. Но рано или поздно нужно подводить и финансовую базу. И далеко не каждый музыкальный руководитель нового коллектива готов к этому, потому что помимо, собственно, репетиций и исполнения, ты занимаешься продюсированием, пиаром, кураторством, ведёшь переписку на иностранных языках. Без этих инициатив рано или поздно самостоятельный проект (даже не в области современной академической музыки) неизбежно потухнет.

— Как складывается у МолОт-ансамбля сотрудничество с Союзом композиторов? Насколько вы от них сейчас зависите?

Сейчас мы существуем в составе гильдии молодых музыкантов «МолОт». Первоначально – да, молодежное отделение создавалось при Союзе. В 2019 году мы провели два проекта при поддержке Союза Композиторов России – мини-фестиваль к 100-летию Галины Ивановны Уствольской, который прошёл в зале Прокофьева Мариинки-2. Также мы смогли представить в Москве один из наших любимых проектов – «Путешествие на Луну». Однако, основное финансирование сейчас нам дает Российский Музыкальный Союз, в который входит гильдия молодых музыкантов – МолОт. МолОт-ансамбль всё равно остается проектным коллективом – делаем концерт для конкретного проекта, на который дают финансирование. Такого понятия, как оклад, у нас не существует.

— Существует ли у МолОт-ансамбля практика заказов новых сочинений? Или композиторы могут выступить с инициативой исполнения своего опуса?

Мы всегда стараемся поддержать более молодых авторов, но также играем и так называемое «первое поколение» МолОта: тех, с кем работали изначально. Зарубежная музыка новых авторов появляется, когда делаем обоюдный проект с иностранцами: например, «Кнут Гамсун и его время» – русско-норвежский проект, в рамках которого мы в Осло и в Петербурге исполняли 3 российские и 3 норвежские премьеры.

— То есть, для того, чтобы вы исполнили произведение молодого композитора, ему достаточно просто связаться с вами?

Для начала нужно прислать нам партитуру. Сначала её посмотрю я. Если меня заинтересует, то партитуру посмотрит весь ансамбль. А связаться с нами очень просто – можно написать и на сайт, и в социальные сети.

— А как быть с авторским правом? Вы платите композиторам за исполнение их произведений?

Платили бы, если бы могли. Пока что объёмы финансирования не позволяют. Многие композиторы – отличные ребята и рады уже тому, что их сочинения исполняют. Авторское право, в принципе, не может быть универсальным: зачастую оно работает в сторону владельца издательства, а не композитора. Это надо менять – возможно, искать более гибкий выход, потому что существуют самые разные ситуации.

— Если проблема даже не в необходимых финансовых отчислениях композиторам, тогда почему крупные концертные организации не включают в свой репертуар новую музыку?

Почему же, включают. Тут проблема только в том, что если мы возьмём концертные организации, то для них не существует какого-то закона, определяющего, какой процент в репертуаре должна занимать современная музыка (подобные законы есть в некоторых странах Европы). Поэтому всё зависит от воли руководителя. Если ему нравится Гризе или Тарнопольский – он будет их исполнять. Если не нравится – не будет.

— В МолОт-ансамбле существует костяк музыкантов, которые были с самого начала. По какому принципу вы выбираете новых участников?

Да, большинство нынешнего состава играет в ансамбле с 2012 года. В Петербурге, повторюсь, нет исполнительского курса, откуда можно было бы набрать себе кадры, просто послушав их выступление на экзамене. Поэтому приходится включать фантазию и чутьё. Следить в социальных сетях за появлением интересных музыкантов. Ходить на концерты энтузиастов современной музыки. Меня как руководителя ансамбля новой музыки не могут привлечь исполнители, которые только честно «пилят» Брамса. Наши люди те, кто выходит за пределы академизма – пускай и в сторону рока, электроники, фолка. Исполнители, имеющие дело с новой музыкой, очень часто понимают, насколько широкий и разнообразный мир музыки. И он уж точно не замыкается экзаменационными программами в консерватории.

— Как начинались гастроли МолОт-ансамбля?

Сначала мы ездили, чтобы себя показать. Постоянно искали, писали, предлагали что-то. Финансово это было, скорее, невыгодно, но сейчас постепенно становится перспективно. Выяснилось, что мы сидим в некоторой скорлупе. Даже в Хельсинки не знают, что происходит с современной музыкой России. Хотя, казалось бы, от Петербурга до Финляндии ближе, чем до Москвы. Европейские коллеги знают гораздо меньше о нас, чем мы о них. Поэтому культурный обмен очень важен: замкнутость ни к чему не приведёт.

— Исходя из твоего опыта: чем российская публика отличается от западной?

Европейская публика более непосредственная. Современная академическая музыка находится там внутри институций, это даёт финансовую поддержку, но, с другой стороны, приводит к более усреднённой реакции – прослезиться от переизбытка эмоций от композиции уже считается неприличным. В этом плане, как мне видится, российская музыка интересна именно потому, что диапазон наших внутренних страстей гораздо шире.

— А что насчёт слушателей в Петербурге и Москве? Есть ли разница между ними?

Есть. Петербургская публика более сдержана – видимо, сам город задает уровень соответствия. Петербург – автономный, энергетически сильный музыкальный мир. Только здесь могли появиться и Уствольская, и Кнайфель.

— Наверняка тебе сложно совмещать кураторскую, организаторскую деятельность с исполнительской.

Да. Если ты куратор и директор ансамбля, то все почему-то начинают считать, что у тебя всё «тип-топ». А тебе нужно со всеми договориться, всё организовать. Надо быть готовым к тому, что тебе могут и не ответить на письма. Да и с композитором, бывает, непросто найти общий язык: исполняешь его произведение, вкладываешь немалые усилия, а он недоволен, ожидал другого исполнения. Причём, объяснить, что именно хотел, не может.

— Артур, и напоследок: посоветуй что-нибудь начинающим исполнителям новой музыки и поделись ближайшими планами ансамбля.

Тем, кто берёт на себя административные функции – цените людей. Исполнители новой музыки в нашем деле – главная ценность, каждый хороший профессионал в области исполнения новой академической музыки – на вес золота. И больше энтузиазма. В России нет правил игры. Если уж в крупных музыкальных институциях всё может зависеть от одного худрука, то что говорить о «стартапах», то есть, о нас.

А планов у нас много. Уже 3 февраля 2020 года мы представляем программу «Чайковский+», посвящённую 180-летию композитора (одна из ныне актуальных тем совмещения классической музыки и современной). Планируем различные поездки: за этим можно следить на нашем сайте и в соцсетях.