В интервью журналу reMusik.org ректор Санкт-Петербургской консерватории, виолончелист, дирижёр, заслуженный артист России Алексей Васильев рассказал о сочинениях современных композиторов на фестивале «Международная неделя консерваторий», о том, с чего он начинает знакомство с партитурами XX—XXI веков и как переживает пандемию вуз, который он возглавляет.

— На мой взгляд, одно из ярких событий фестиваля «Международная неделя консерваторий» – концерт BEETHOVEN REMIX. Алексей Николаевич, как родилась идея представить Третью симфонию Бетховена в диалоге с музыкой петербургских композиторов? Почему ремикс?

Это была идея директора фестиваля Лидии Николаевны Волчек и заведующего кафедрой специальной композиции и импровизации Санкт-Петербургской консерватории, известного композитора Антона Танонова. Идея мне показалась довольно смелой, и я решил сразу же принять участие в её реализации. Какие ассоциации у нас возникают со словом «ремикс»? Нечто из сферы поп-музыки или хип-хопа, когда готовую запись начинают микшировать. Но ремиксы были и в классико-романтической академической музыке: вспомним, например, Вариации на тему из оперы «Моисей в Египте» Паганини – это самый настоящий ремикс, как и все подобные жанры. А Четвёртая симфония Чайковского с «Во поле берёзой»? На самом деле, результат этого концерта получился не таким, какой я ожидал, но это сугубо моё мнение.

— Что именно вы ожидали?

Например, экспериментов от наших композиторов в области оркестровки, демонстрации композиторских техник XXI века, основанной на материале Третьей симфонии Бетховена. А получилось немного по-другому, но, может быть, это и к лучшему: авторы по-своему, индивидуально восприняли идею ремикса – представили полноценный четырёхчастный цикл. Он открылся увертюрой-коллажем «Бетховену от Элизы», которую написала Светлана Нестерова. Затем было исполнено сочинение Евгения Петрова: композитор сохранил форму бетховенской первой части, но умудрился наполнить её другим содержанием (мотивы всем известной темы – главной партии – можно было узнать, только будучи подготовленным). Вторая часть этого коллективного опуса досталась Александру Радвиловичу – он сконцентрировался на траурном звучании (музыкальная ткань ритмически мне напомнила оркестровые пьесы Веберна). Очень интересное сочинение получилось у Николая Мажары, где автор сохранил даже знаменитое валторновое скерцо. И, наконец, финал написал Антон Танонов, который включил в оркестр такой экзотический инструмент как табла. Мне это произведение напомнило мюзикл – а композитор в этом жанре большой специалист.

Во втором отделении концерта прозвучала Третья симфония Бетховена – но воспринималась теперь как-то по-другому, не так, как мы привыкли слышать. Я буду рад, если мы сможем эту программу ещё где-то повторить, мне кажется, такие идеи требуют развития и продолжения своего существования. И они, безусловно, ставят перед исполнителями новые задачи, требуют иного уровня мастерства.

— В год юбилея Бетховена во всём мире проходят концерты-посвящения: композиторы пишут сочинения, переосмысливая классика: это и пьесы Владимира Тарнопольского, и Алексея Ретинского, и Вольфганга Рима, и теперь – коллективный труд петербургских композиторов. По-вашему, в чём секрет величия музыки Бетховена, чем он притягивает сегодняшних авторов?

Скажу просто: Бетховен очень крут. Он написал очень много хорошей музыки – отсюда и то, о чём вы говорили, причём, происходит вне зависимости от празднования его юбилея. Во времена Бетховена было много достойных его современников, талантливых композиторов – их творчество изучается и исполняется и сегодня – но именно Бетховен для нас является такой «путеводной звездой». Его искусство – от Бога, от Вселенной. Это и отличает его от других (и подобных примеров можно привести много). Ведь, на самом деле, рецепта как написать хорошую музыку не существует. Да, мы можем научиться, освоить техники, оркестровку, но если ты не одарён свыше, если тебе не сопутствует везение – твоя музыка вряд ли останется на века.

— Антон Танонов считает, что сегодня в музыке опять колоссальное значение имеет мелодия, тональность, гармония, нежели авангардные техники. Вы согласны с ним?

Вполне. Авангардные техники – это всего лишь поиск. Давайте вернёмся в XX век: там тоже все экспериментировали с додекафонией, сериализмом и прочими техниками, но всё равно всё вернулось на круги своя – к мелодии, к новой простоте (между прочим, XX век – это не только кластеры, но ещё и Рахманинов, чья музыка сегодня входит в мировой фонд культуры). Меня в любой музыке привлекает больше всего запоминающаяся мелодия. Она будет всегда – как и песня, которую захочется повторить. А всякого рода новейшие способы записи нотного текста – это явление второстепенное, характерное, скорее, для достижения определённых творческих целей конкретного композитора.

— На фестивале вы исполнили премьеру Александра Чайковского, причём, вместе с автором на одной сцене. Поделитесь своими ощущениями: каково для исполнителя выступать с композитором?

Ощущение довольно любопытное. Вы знаете, Александр Владимирович не заканчивает свою работу как композитор, даже когда в его партитуре написана последняя нота. Он продолжает искать вариант воплощения той или иной идеи, всегда прислушивается к мнению коллег, которые ему могут посоветовать что-то исправить, изменить. Мне даже казалось, что он с удовольствием принимал эти советы – и потом был рад, когда звучание действительно становилось лучше. Бывает, когда композитор говорит: «Я написал так и по- другому быть не может». Это не про Александра Владимировича. Может быть, потому, что он сам исполнял свое произведение, как бы был един в двух лицах.

— А музыку Александра Чайковского удобнее исполнять, чем музыку его великого однофамильца?

В целом – да. Недавно мне довелось исполнить партию виолончели в Трио «Памяти великого художника», и это, надо сказать, была непростая задача: Петр Ильич написал весьма технически изощренную музыку, будто в меньшей степени думал о музыкантах. Александр Владимирович в этом смысле нас щадит (смеётся).

— Вопрос к вам как к исполнителю: с чего вы начинаете знакомство с произведением композитора XX—XXI веков?

Первым делом я читаю нотный текст и смотрю, насколько он исполняем в принципе. Играть только что созданные сочинения – это особая ответственность. Далее смотрю, какие технические приёмы смогу применить, чтобы в точности передать замысел композитора и уже после – художественную суть. Дирижёру в какой-то мере проще. Я, например, не брезгую пользоваться программами, которые воспроизводят партитуру – пусть это не натуральное звучание, но всё же оно помогает создать впечатление о том или ином сочинении.

В работе дирижёра есть особое удовольствие, когда он видит, что музыка рождается вместе с музыкантами, что удобно и комфортно её исполнять. Здесь важен качественный материал, как, скажем, у настоящего мастера оркестровки – Сергея Михайловича Слонимского. Помню, как я дирижировал его Вторым фортепианным концертом в училище Римского-Корсакова: за пультами были дети, но они исполнили это довольно трудное сочинение от начала до конца, прочитав его с листа. А всё почему? Потому что это было написано понятно, удобно, именно для музыкантов.

— Фестиваль «Международная неделя консерваторий» объединил студентов двенадцати высших школ музыки из разных стран – оркестровых и камерных исполнителей, участников хоровых и вокальных коллективов. Есть ли в перспективе фестиваля презентация сочинений молодых петербургских композиторов?

Идея хорошая. Если наш фестиваль будет продолжаться, то мы обязательно сделаем такой международный композиторский проект, где будут задействованы и студенты-композиторы. Наш фестиваль – это форум для различных академий и вузов. Беда в том, что сегодня трудно что-то планировать даже на год вперёд: пандемия по-прежнему бушует, вносит коррективы в наши планы, в том числе, и в формат нашего нынешнего фестиваля. Многое прошло в формате онлайн: например, мастер-класс Максима Венгерова. Мы вообще боялись, что фестиваль не состоится – отменился же Культурный форум. И сейчас испытываем огромную радость, что несмотря на тяжелую обстановку, фестиваль состоялся. Для нас это символ того, что мы продолжаем жить и работать. Никакие беды и невзгоды не остановят творческий и образовательный процесс в Санкт-Петербургской консерватории.

— Как сейчас проходят занятия в консерватории? Все ли преподаватели привыкли к онлайн формату?

Групповые занятия идут, естественно, онлайн. Для индивидуальных занятий и репетиций, скажем, камерного ансамбля, предусмотрены некоторые ограничения: в аудиториях не должно быть больше пяти человек, все должны сохранять дистанцию. Преподавателям разрешено вести занятия из дома: причём, это касается не только педагогов 65+, но и всех, кто боится приезжать в консерваторию. В Петербурге с каждым днём увеличивается рост заболевших и, разумеется, подвергать риску мы никого не хотим. Кстати, и Государственную итоговую аттестацию, и вступительные экзамены мы провели также онлайн.

С марта все наши преподаватели полностью освоили онлайн-платформы для видеосвязи со студентами. Я не могу похвастаться тем, что нам удалось купить оборудование, чтобы повысить скорость интернета, но в целом, я не помню, чтобы возникали какие-то проблемы с этим. Конечно, дистанционное обучение никогда не заменит «живое» общение, особенно, в сфере культуры. Но если выбирать между тем, чтобы ничего не делать и ждать, когда закончится пандемия и тем, чтобы учиться дистанционно – я выбираю второе. Весь карантин я занимался со своими студентами следующим образом: просил их заранее прислать запись исполнения, изучал видео и после уже проводил с каждым из них собеседование – мы подробно разбирали ошибки, думали над тем, как улучшить тот или иной эпизод. Так что, ко всему можно привыкнуть.