22-го апреля 1966-го года, сразу после концерта в Rose Art Museum при Университете Брандейса, четыре композитора — Роберт Эшли, Дэвид Берман, Элвин Лусье и Гордон Мамма — решили объединиться для обмена идеями и работы на общем электронном оборудовании. Они не были группой в привычном смысле: не импровизировали вместе, не сотрудничали как музыкальный коллектив, но принимали активное участие в исполнении пьес друг друга и использовали одни и те же технические устройства собственного изготовления.  

Коресспондент reMusik.org Илья Чертков включил в данную подборку четыре произведения Sonic Arts Union, в которых композитор как бы отходит на второй план и многое отдаётся на волю случая или исполнителя, который сам не до конца контролирует ситуацию и не понимает границы дозволенного.

Произведение «The Wolfman» написано в 1964-м году композитором Робертом Эшли в рамках объединения «Sonic Arts Union», в которое также входили Элвин Лусье, Дэвид Берман и Гордон Мамма. Это одно из знаковых произведений начала 1960-х: сочинение для магнитной ленты и голоса с усилением, на тот момент самое громкое в мире. В прямом смысле: это была настоящая ода звукоусилению. Сегодня бы композицию отнесли к жанру «noise», так как уровень громкости был настолько сильным, что между микрофоном и расположенными по периметру концертного зала колонками возникала обратная связь, в какой-то момент становившаяся невыносимой. Часто слушатели не выдерживали и покидали концертный зал.

Роберт Эшли «пел» в микрофон, расположенный прямо у его рта, так, что было достаточно минимальных изменений усилий для получения грандиозных изменений в звуке. Текстовая партитура содержала четыре составляющих, которые исполнитель был волен менять по своему усмотрению: исполняемая нота, громкость голоса, гласный звук и степень раскрытия рта. Последняя составляющая особенно важна в концептуальном плане, ведь таким образом исполнитель устанавливает взаимосвязь между маленьким, но изменяющимся пространством человеческого рта и огромным, но неизменным пространством концертного зала.

Для сопровождения перформанса Роберт Эшли создал две аудиозаписи на магнитной ленте: собственно, «Человек-волк» (около 6 минут) и «Четвёртое июля» (около 18 минут). В последней содержатся звуки пикника во дворе у соседей композитора, записанные на параболический микрофон — такие же использовались в ФБР для подслушивания за отдельными людьми в толпе, их же используют специалисты по полевым записям для фиксации на плёнке птичьего пения. «Цифровой шум» генерируют электронные схемы, созданные Дэвидом Берманом и Гордоном Маммой.

«Mesa» — сочинение Гордона Маммы 1966-го года для электроники и бандонеона, аргентинской разновидности аккордеона. За электронику отвечала «кибернетическая консоль», которую он разработал самостоятельно: средних размеров электронный блок с элементами управления, крепящийся на поясном ремне и содержащий восемь регулируемых резонансных контуров, управлять которыми умел только сам Гордон.

Название является одновременной отсылкой к плоским горам с отвесными склонами (в переводе с английского, «mesa» означает «плоскогорье») и к монолитным меза-диодам — полупроводникам, активно использовавшимся в тогдашних электронных схемах.

По задумке, звуки бандонеона пропускались через «кибернетическую консоль», отчего у инструмента существенно расширялся динамический диапазон, а также изменялся строй в сторону микрохроматики. Во внимание брались и особенности конструкции самого инструмента: например, во время игры полу-корпуса двигались независимо друг от друга и звучали несколько по-разному, отчего получался сначала необычный стереоэффект, а затем — квадро, то есть звуковой ландшафт искусственно расширялся до четырёх независимых источников. Разные части тембрального спектра воспроизводились разными колонками.

Для «Mesa» характерно резкое изменение громкости звуков, резкий и сильный динамический контраст на протяжении всего произведения. В качестве бандонеона может использоваться губная гармошка.

«Runthrough» — импровизационное сочинение, написанное Дэвидом Берманом в с 1967 по 1968 года и предназначенное для четырёх исполнителей, двое из которых управляют звуковыми генераторами и модуляторами, а оставшиеся светят фонариками на фоторезисторы, расположенные в жестяных банках из-под супа «Campbell’s». Квадрафонический звук кружит по четырём источникам, установленным в концертном зале, как летающие тарелки, с медленными крещендо, резко сменяющимися глухими пульсациями.

Электронную систему, отвечающую за генерацию звука, Дэвид Берман собрал самостоятельно из коммерчески доступных синтезаторов того времени: композитор использовал осцилляторы синусоидальных и импульсных волн, кольцевые модуляторы, усилители. По отзывам современников, система звучала лучше, чем аналоговые синтезаторы, которые можно было найти на полках магазинов.

Данная работа стала прорывной в том плане, что смогла объединить музыкантов и не-музыкантов: управлять системой и импровизировать мог любой человек. Также «Runthrough» нередко сравнивали с работами Джексона Поллока: в каждый момент времени мы слышим всё, что есть в этой пьесе.

«I Am Sitting In A Room» — удивительное произведение Элвина Лусье 1969-го года на стыке musique concrète и перформанса. Изначально созданное как эксперимент, вдохновлённое необычной техникой тестирования аудиоколонок профессором Массачусетского технологического института, оно стало музыкой совершенно случайно. Элвин Лусье находился в глухой тихой комнате с небольшой естественной реверберацией, сидел в кресле и зачитывал на высококачественный ленточный рекордер все действия, что уже произвёл в рамках эксперимента и что ещё только собирался произвести. Затем он переносил ленту на второй рекордер, ставил аудиоколонку на кресло и перезаписывал эту же копию своего голоса, снова и снова. В какой-то момент реверберация брала верх: голос постепенно, с каждой новой итерацией, становился всё глуше, а эхо в комнате — звонче. Примерно на шестнадцатой итерации, речи в записи уже не было вовсе: остался только «отпечаток реверберации», звучащий на удивление музыкально.

Акустическое исследование комнаты, постепенная трансформация живой речи в живую реверберацию с минимальным участием композитора в этой трансформации — вот главная идея пьесы. С ней Элвин Лусье даже выступал: позади него располагалась колонка, композитор зачитывал текст, который сразу фиксировался на магнитную ленту и воспроизводился с последующей многократной перезаписью.

Точно так же, как в произведениях musique concrète, которую не принято относить напрямую к электронной музыке, в «I Am Sitting In A Room» происходят манипуляции с магнитной лентой и фиксируемых на ней записях. В то же время, сам композитор никак не воздействует на материал: не нарезает его и не применяет никакой постобработки, всё происходит здесь и сейчас. Микрофон, колонка, тракт рекордера и несовершенство магнитной ленты, равно как и естественная реверберация помещения, являются главными перформерами в этом произведении.