Владимир Тарнопольский – о российской премьере пьесы Be@thoven–Invokation
Владимир Тарнопольский – о российской премьере
пьесы Be@thoven–Invokation
20 февраля 2020 года в Ростовской филармонии и 25 февраля 2020 года в Концертном зале имени Чайковского прозвучит российская премьера пьесы Be@thoven–Invokation Владимира Тарнопольского. Сочинение-оммаж Бетховену, 250-летие со дня рождения которого в этом году отмечает весь мир, исполнит Российский национальный молодёжный симфонический оркестр под управлением Валентина Урюпина, а также пианисты Константин Шамрай и Ларс Фогт (Германия). Пьеса Be@thoven – Invokation была написана по заказу Бетховенского фестиваля в Бонне в 2017 году: в марте этого года она вновь будет представлена на знаменитом фестивале. По нашей просьбе Владимир Тарнопольский рассказал о том, почему решил вступить в воображаемый диалог с великим классиком.
Начиная работу над сочинением, я пытался представить себе звуковой мир позднего Бетховена. Известно, что он испытывал мучительный звон в ушах, а с помощью слуховых аппаратов мог слышать в основном лишь звуки низкого регистра. Из-за развивавшейся глухоты Бетховен вынужден был оставить исполнительство. Парадоксальным образом последнее его выступление как пианиста было связано именно с исполнением Четвертого концерта – одного из самых светлых бетховенских сочинений. Единственная его «тень» – это короткая вторая часть, которую часто трактуют как спуск Орфея в ад. Эта «звуковая картина» и послужила своеобразным импульсом моей пьесы.
Be@thoven – Invokation начинается с самых низких звуков фортепиано – c малой терции, открывающей одну из самых ярких тем бетховенского Концерта, которая в моем сочинении угадывается лишь в коде. Я совершенно не стремился сочинить коллаж из бетховенских тем. Совсем наоборот – моей задачей было написать абсолютно самостоятельное сочинение. В своей пьесе я отталкиваюсь от музыкальных образов второй части Четвертого концерта и апеллирую к нашему «внутреннему слуху», к его избирательной памяти и тому ограниченному диапазону частот, который определял звуковой мир позднего Бетховена.
Я мыслил эту пьесу как своего рода послание Бетховену, этим обусловлено eё название.
Записала Надежда Травина