Для спецпроекта журнала reMusik.org «Композиторы: маршрут построен» Алиса Насибулина выбрала несколько ключевых текстов, посвящённых «русскому зарубежью»: книги и статьи о композиторах, которые эмигрировали из России – от Рахманинова до Батагова.
Сергей Рахманинов
«Я покинул Россию», – говорит Рахманинов и ставит в скобочках «навсегда?» с вопросительным знаком. Увы, сегодня в этом месте можно поставить уверенную точку: навсегда. Теперь слово «дом» в письмах к родным он берёт в кавычки: Нью-Йорк – не дом. А на вопрос журналиста «где теперь ваш домашний очаг?» Рахманинов с грустной улыбкой отвечает: «В поезде». Американское гражданство верный родине композитор принял лишь за два месяца до смерти.
В первый том литературного наследия Рахманинова вошли его неоконченные воспоминания, статьи и интервью зарубежных лет. «Знаменитый русский музыкант недоволен холодной погодой», – сообщали заголовки газет. В США его называли «мистер до-диез минор», а интервьюеры спрашивали, любит ли он Прелюдию cis-moll больше других своих сочинений. Рахманинов вспоминает былую Россию, рассуждает о концертной жизни Америки, сопоставляет американское музыкальное образование с русским.
Когда корреспондент спускался в лифте дома на Вест Энд Авеню, лифтёр повернулся к нему и заговорил: «Рахманинов – великий старикан. Он ежедневно упражняется по четыре-пять часов, но, вот так». Лифтёр остановил лифт и начал махать руками в воздухе. «Он никогда не сыграет песню, ограничивается гаммами, но задевает за живое и держит вас вот так».
Сергей Прокофьев
Чикагская фотография 1919-го года изображает молодого Прокофьева, уверенно шагающего по американским улицам. Эту фотографию можно увидеть и на обложке первого издания его Дневников, описывающих, в том числе, годы эмиграции. В 1918 году Прокофьев отправился покорять Америку, но эта страна далась ему не сразу: первое время в кармане композитора редко находилось более трёх долларов. Концерты были успешными, и музыкант даже вёл статистику вызовов («это в духе Америки»), но считать пришлось и убытки. Нью-Йорк и Чикаго, Монреаль и Квебек, снова Нью-Йорк и Буффало – Прокофьеву пришлось много работать, чтобы завоевать себе признание. Сойдя с поезда в очередном американском городе, музыкант понял, что даже не знает, в каком зале он играет в этот день. Фамилия менеджера в телефонной книжке не нашлась, а объявлений о мероприятии в газетах не было. Пришлось найти музыкальный магазин, в котором продавались билеты на его собственный концерт.
За границей композитор встретил Дягилева и Мясина, Равеля и Пуленка, Кусевицкого и Стоковского, Ласкера и Капабланку, Черепнина и Глазунова. Он слушал Рахманинова («Рахмаша ужасно хорош»), выступал в одном концерте со Стравинским, «отхлопал все руки» и «откричал всё горло» на первом исполнении «Прибауток» в Нью-Йорке.
И всё же он вернулся. «Ехать в Америку! Конечно! Здесь – закисание, там – жизнь ключом, здесь – резня и дичь, там – культурная жизнь, здесь – жалкие концерты в Кисловодске, там – Нью-Йорк, Чикаго. Колебаний нет. Весной я еду. Лишь бы Америка не чувствовала вражды к сепаратным русским!»
«Идя домой, думал о России, и меня страшно тянуло туда. И в самом деле, какого чёрта я здесь, а не там, где меня ждут и где мне самому гораздо интереснее?»
Николай Набоков
Николай Набоков – композитор и автор музыкально-критических статей, двоюродный брат писателя Владимира Набокова. Февральская революция застала молодого композитора в 14-летнем возрасте: его семья эмигрировала в Германию в 1919-м. Дальнейший маршрут «русского космополита» охватывает Францию (1923 год) и США (1933 год). Его мемуары, описывающие жизнь русского эмигранта, были впервые напечатаны в 1975 году.
В 1920-е годы Берлин становится крупнейшим центром русской эмиграции. Русские жили бедно: они селились в отелях и дешёвых меблированных комнатах – «меблирашках». Однако, по словам Набокова, эмигранты вовсе не чувствовали себя стеснённо. В Веймарской республике открывались русские театры и клубы, школы и церкви, рестораны и кабаре, книжные и антикварные магазины. Множество улиц было отдано русским; «Берлин был занят русским борщом». Выходили русские газеты. Дядя композитора В.Д. Набоков основал в столице издательство «Слово» и газету «Руль».
Мемуары Николая Набокова читаются как захватывающий роман. В его «Багаже» – встречи со Станиславским и Баланчиным, Дягилевым и Мясиным. Композитор рисует Райнеру Марии Рильке словесный портрет Ленина, посещает немецкое кабаре вместе с Есениным и Дункан, слушает Штокхаузена в фортепианном исполнении Булеза. Особое место в книге занимают колоритные рассказы о Стравинском, с которым Набоков общался весьма тесно.
Игорь Вишневецкий
Игорь Вишневецкий – поэт, прозаик, историк литературы и музыки, доктор философии. Его книга является первой русскоязычной работой, посвящённой проблеме евразийства в музыке. Это философско-политическое движение зародилось в 1920-1930 годов среди русских эмигрантов и было достаточно влиятельным. Книга состоит из, собственно, монографического исследования и материалов, малоизвестных до этого русскому читателю. В работе опубликованы статьи Лурье, Сувчинского, Стравинского, Дукельского, Прокофьева, Маркевича – композиторов, которые, по мнению автора, так или иначе испытали влияние евразийства.
Примечательны тексты Артура Лурье, который в 1922 году эмигрировал в Берлин, а затем жил в Париже и США. Лурье противопоставляет искусство западное искусству русскому, органично тяготеющему к Азии и Востоку. Запад, по мнению композитора, находится в плену рассудка – отсюда и непринятие им современной музыки, не вписывающейся в стандарты. Восток же представляется Лурье средоточием стихийных сил и необузданной энергии. Впав в кризисное состояние, европейское искусство искало вдохновения у Востока, но постигнуть его тайны оно оказалось неспособным, в чём Лурье и видит корень всех его бед.
В русле этих идей Лурье рассматривает и творчество Скрябина – первого истинно западного музыканта: «Путь, взятый Скрябиным, явился совершенно новым для русской музыки, не имевшим места в её прошлом, но причины, о которых я говорил ранее, т. е., с одной стороны, разрыв с русской музыкой, в смысле её исконных путей и задач, им не понятых, и, с другой стороны, решительный поворот, происшедший в передовых кругах европейских музыкантов, отбросивших изжитую и одряхревшую культуру европейской музыки и устремившихся к варварской свежести Востока, т. е. погружение главным образом в русскую музыку с её стихийной эмоциональной непосредственностью в песне, в дикой красочности колорита и упругости ритма, вот те причины, которые создали Скрябину трагическое одиночество и предопределили его крайний индивидуализм».
Елена Дубинец
«Вся моя жизнь была протестом против советской власти. Этому служила додекафония, хотя и не только она. Она не была политическим актом, она была музыкальным действием». Эти слова принадлежат князю Андрею Волконскому – основоположнику советского музыкального авангарда. Именно Волконский «привёз» в Советский Союз серийный метод письма, повлиявший на целое поколение композиторов-«шестидесятников». Именно Волконский открыл в то время добаховскую музыку: концерты созданного им ансамбля «Мадригал» были глотком свежего воздуха для всех поклонников аутентизма.
Об этом и не только композитор незадолго до своей кончины рассказал музыковеду Елене Дубинец. Книга «Князь Андрей Волконский» – это зафиксированные воспоминания и признания, слова и мысли выдающегося художника XX века о вынужденной эмиграции из России, о жизни во Франции, о советском режиме. По словам Е. Дубинец, Волконский предстает на последующих страницах таким, каким он был: блистательным, всезнающим, остроумным собеседником и одновременно бескомпромиссным и безжалостным критиканом; глубоким мыслителем и душевным другом; восторженным и обиженным; феноменально одарённым в искусстве и до педантичности занудным в быту; готовым отдать последнее друзьям и их знакомым и разгромить тех, кто ему неблизок.
«Я нигде не чувствую себя дома. Когда я уезжал из России, думал, что возвращаюсь домой. Но ведь Европа-то изменилась за это время, у меня о ней только детские воспоминания были. Тургенев про себя говорил: «Русский дворянин – гражданин мира». Я это вполне принимаю, меня это устраивает. Я – безродный космополит. Так называли евреев в 1947 году, но я тоже безродный космополит. Я из страны, которая называется «Культурия».
Елена Дубинец
Персонажами ещё одной книги Елены Дубинец стали эмигранты третьей и четвёртой волны – члены Ассоциации современной музыки-2: Елена Фирсова, Дмитрий Смирнов, Николай Корндорф, Леонид Грабовский, Владислав Шуть, Александр Раскатов, Иван Соколов и другие. Сама эмигрант, Дубинец пропагандирует за рубежом русскую музыку. Интервью с композиторами и исполнителями перемежается в книге анализом их творчества. Жизнь замечательных людей музыковед рассматривает в трёх аспектах: причина и время отъезда, адаптация и возможное возвращение.
Исследование заставляет по-новому посмотреть на ключевые слова, связанные с жизнью за рубежом. Герои книги ставят под сомнение понятия «эмигрант», «национальный стиль», «диаспора», «ассимиляция». Так, Александр Раскатов вообще не считает себя эмигрантом, а Борис Филановский говорит о «мерцающей идентичности», которая может в определённое время двоиться или троиться. Как считает Елена Дубинец, благодаря глобализации когда-нибудь может исчезнуть и существительное «диаспора».
На последних страницах читателя ожидает ироничное эссе-послесловие Антона Батагова, написанное им специально для этой книги.
«…Пригорюнились композиторы.
Как быть – не знают.
И где быть – не знают.
И кем быть – не знают.
Позади – Москва.
Путь далёк лежит».
